На вопрос, что такое паломничество, однозначного ответа не существует. В словарях дается самое общее определение — «посещение святых мест». Благочестивый обычай совершать путешествия для поклонения святыням существует у христиан уже много веков. Какие цели ставят перед собой верующие люди, отправляясь в дальний путь, часто сопряженный с трудностями и неудобствами? Где проходит грань между паломничеством и туризмом? Свой взгляд на эту тему представил директор издательства «Индрик», одним из направлений работы которого является публикация книг о Святой Земле.
Для чего посещают святые места? Обычно приводят два объяснения: потому что молитвы на святых местах имеют большую силу или потому что паломничество совершается по обету. И в том и в другом случае человек как бы заключает определенный договор с Богом. Я потрачу деньги и силы, буду терпеть неудобства, а Ты дай мне по моей молитве то-то и то-то. То есть паломничество происходит по взаимной договоренности между Богом и человеком. И Господь принимает такую жертву.
В нашей паломнической литературе такое паломничество по обету наиболее ярко представляет пример казанского купца Василия Гагары. Прожив беспутную жизнь, он в одночасье теряет жену и все корабли с товаром. Тогда Василий дает обет Богу: «Во Иерусалим ити помолитися и у Господня гроба приложитися, и во Иердане искупатися... И как я обещахся ити во ерусалим, и по обету моему Бог мне невидимо почал давати богатство...».
Архимандрит Антонин (Капустин) считал, что с паломниками пребывает благодать Божия, причем начиная уже с момента появления у них только намерения совершить свое паломничество и далее в продолжении всего пути до возвращения домой. Возможно, эти аргументы были определяющими для массового паломничества в императорской России, хотя можно сказать и в более широком смысле: паломничество до революции представляло собой форму религиозной жизни. Так люди молились и служили Богу.
А если посетить святые места не по обету? Будет ли это паломничеством? Или это сразу превратится в религиозный туризм?
Я вспоминаю свою первую паломническую поездку, которая по форме была абсолютно туристической. В 1980 году, в период Московской олимпиады, чтобы столицу покинуло как можно большее число ее жителей, власти объединили экскурсионные маршруты по Золотому кольцу и Северному ожерелью. Эти путевки свободно раздавались на предприятиях. Получила одну из них и моя мама. Мне было тогда 13 лет, и мы с мамой почти полтора месяца путешествовали по русским монастырям. Кажется, митрополит Антоний (Сурожский) говорил, что для того, чтобы утенок мог плавать, есть вода, но если человек нигде не может получить удовлетворения, это свидетельствует о том, что он был создан для другого мира. А вспомните, что нам говорили в то время: партия — ум, честь и совесть, ну и вера, конечно, для советского человека. И вот, оказавшись в закрытых, ставших музеями монастырях, фактически прожив рядом с ними все время нашего путешествия, я без всякой внутренней борьбы понял, что передо мною тот самый живой мир, который создан для человека. Я тогда просто воцерковился, потому что научился, пусть очень туманно, разбирать систему росписи храмов и почувствовал основы православного богословия. Русская средневековая живопись для меня оказалась встречей с теми, кого она изображала: Спасителем, Божией Матерью, Небесными Силами, апостолами, святыми. Вернувшись, я написал образ Спасителя гуашью на бумаге. Этот рисунок потом хранился у мамы... Иначе как паломничеством я эту поездку назвать не могу.
Или другой пример. Однажды я участвовал в научно-практической конференции Фонда Серафима Саровского в Арзамасе. В последний день форума его участников привезли в Дивеево. Я с самого начала не чувствовал себя паломником из-за того, что главной целью моей поездки было именно участие в конференции. Но придя вечером на канавку Божией Матери, я ощутил такую благодать этого святого места, которая смогла оторвать меня от реальности, так сказать, восхитить ум и дать мне пусть короткую, но настоящую молитву. И тогда я понял, что все наше научное и общественное действо стало в том числе и паломничеством.
Наверное, каждый человек должен сам определять, паломничает ли он по святым местам или посещает их в силу других, сложившихся обстоятельств. Возможно сама способность к паломничеству в современном мире связана с состоянием нашей веры.
Величайший паломник прошлого Давид Гареджийский только увидел Иерусалим издали и, чувствуя себя недостойным войти в этот Святой Град, помолился Богу издали, взяв с того места на память три камня. И тут произошло чудо, потому что в эти камни вошла вся благодать Святой Земли. Патриарх Иерусалимский, которому об этом поведал Ангел, вынужден был догонять этого паломника и просить вернуть ему хотя бы два камня из тех, что он уносил с собой. А ведь Давид Гареджийский даже не вошел в Иерусалим, не видел Гроба Господня и других святынь. Формально он не совершил паломничества, не выполнил главную свою цель. Но это оказалось неважным. Просто его вера была такой, что непостижимом образом стала вместилищем полноты благодати.
Если бы мы были хоть немного похожи на него, нам, вероятно, тоже не нужно было бы пускаться в Иерусалим. Святая Земля была и у Серафима Саровского прямо рядом с пустынькой, и у других подвижников. Патриарх Никон вообще построил Новый Иерусалим для русских. Молитесь, чего еще не хватает! Но не хватает главного — веры. Не за ней ли отправляются новые русские паломники? И не служит ли паломничество для укрепления веры современного человека. Дай-то Бог!
Наконец, хочется сказать, что современное паломничество изменилось так же сильно, как изменился и мир вокруг нас. Безумием было бы требовать от людей совершать паломничество по Святой Земле и Иерусалиму пешком или на мулах, отказываться от средств связи и т.п. Хотя примеры поразительного подвижничества среди паломников встречаются и в наши дни. В русском Гефсиманском монастыре святой равноапостольной Марии Магдалины я познакомился с православным французом. Пьер действительно прибыл в Святой Град пешком из Франции, принял здесь православие и уже много лет живет при монастыре. Его послушание — водить паломников в «Пещеры пророков» и поддерживать этот древнейший подземный памятник, который принадлежит Русской Церкви.
Но это исключение. Сегодня все чаще встречаешь явления, на мой взгляд, переворачивающее идею паломничества наоборот. Книга Паоло Коэльо «Дневник мага» посвящена вроде бы христианскому паломничеству. Но в ней, как и в других произведениях этого автора, христианская терминология используется для описания совершенно не христианских вещей. Путь Сантьяго, которым должен пройти его герой, мог бы быть назван Путем Будды, Путем Конфуция или именем любого придуманного персонажа — это совершенно не важно для смысла повествования. А смысл состоит в том, что этот тайный Путь, как ритуал, возводит посвященного паломника на новый уровень мистического знания и соответствующих возможностей. Как в компьютерной игре: сумел собрать все ключи — прошел на новый уровень.
Так вот, в христианском паломничестве к святым местам никаких «ключей» и «уровней» нет. Как нет ловушек или «нечистых» мест, способных осквернить христианина своим прикосновением. Так, многие русские паломники на Святой Земле как огня боятся купания в Мертвом море и даже стараются не смотреть в его сторону. Но на вопрос, почему так, почти никто не отвечает, что ему неприятна память о тех грехах, которыми прославились жители окрестных городов. Вместо этого люди начинают говорить о греховности вод Мертвого моря, о том, что они не смогут получить прощения у Господа, если искупаются в этом проклятом, по их мнению, водоеме. Иначе как язычеством это не назовешь.
Такое же действие на некоторых русских паломников, считающих себя наиболее искушенными борцами с масонством, оказывает Стена плача. Список примеров можно продолжить, но становится непонятным, во что вообще верят эти люди: в Иисуса Христа или в собственное представление о Тайном Зле, и какова цель их паломничества на Святую Землю.
С недавних пор многие туристические компании, эксплуатируя естественную популярность такого места как Святая Земля и Иерусалим и понимая, что не все православные люди могут себе позволить поехать туда, предоставляют новую услугу — виртуальное паломничество. Переведя небольшую сумму денег (которая, кстати, значительно превышает себестоимость самой услуги), можно поручить представителю турфирмы поставить свечку в любом православном храме Палестины, подать записку, заказать молебен и т.д. Вероятно, скоро можно будет даже самому поучаствовать виртуально на экране компьютера на таком молебне или на празднике Пасхи в храме Воскресения, а за дополнительные деньги — и помолиться в кувуклии вместе с Патриархом в момент получения Благодатного огня. Сможет ли человек после этого сказать, что он совершил паломничество в Иерусалим?
Наверное, каждый должен сам определять, паломничает ли он по святым местам, или посещает их в силу других, сложившихся обстоятельств. Возможно, сама способность к паломничеству в современном мире связана с состоянием нашей веры, а вера делает возможной встречу с Богом. И если такая встреча произошла — наше паломничество совершилось.
